Над Токио поднималось солнце, красным цветом окрашивая небеса. Его лучи взбирались по стене высотного здания, медленно, но верно отвоёвывая свою территорию у ночных теней. Они цепко ухватились за карниз одной просторной квартиры и всё так же медленно устремились внутрь тёмного пространства. Оранжевые блики коснулись дощатого пола. Сначала не было ничего, кроме этого пола, но постепенно из тьмы проступил маленький столик со стоящей на нём пепельницей. В пространство света вплыла изящная женская рука и стряхнула пепел с сигареты, но из-за лёгкой дрожи он рассыпался по гладкой поверхности стола мелкими комочками.
Женская кисть была раскрашена хаотичными мазками подсыхавшей крови, даже застрявшей под ногтями. Через десяток минут её обладательницу уже можно было хорошо разглядеть: это была худощавая девушка с длинными розовыми волосами. На ней не было ничего, кроме перепачканного нижнего белья, что при её общем облике выглядело слегка инфантильно. У софы, на которой она расположилась, бесформенной кучей валялась чёрная одежда, пропитанная кровью, тяжёлый запах которой смешивался с сигаретным дымом, заполняя комнату. Зелёные глаза спокойно наблюдали рассвет, не выражая никаких эмоций. Сакура Харуно была наёмницей вот уже двенадцать лет и давно избавилась от чувствительности. Лёгкая дрожь объяснялась только тем, что она невероятно устала. У неё выдалась тяжелая ночь. Такое бывало, когда ей, как сегодня, приходилось участвовать в войнах между мафиозными кланами и она сражалась на стороне тех, кто способен был заплатить больше.
Сколько человек она сегодня убила? Пожалуй, с полсотни. Она давно потеряла счёт. Сакура убивала, не задумываясь, человеческие жизни ничего для неё не значили, будь то бандиты или добропорядочные граждане, немощные старики или невинные дети. Эта девушка не знала жалости, только деньги имели для неё значение, а уж их за свою работу она получала с лихвой.
Пока Сакура сминала в пепельнице очередной окурок, гнетущую утреннюю тишину разорвали трели звонка. Девушка неохотно поднялась с дивана и направилась к двери своей квартиры, даже не позаботившись о том, чтобы что-то на себя накинуть. На пороге стоял её коллега Сасори, тоже известный в определённых кругах наёмник.
Он окинул её беглым взглядом и, не задавая вопросов, прошёл в комнату. Сакура сняла с вешалки шёлковый халат и набросила себе на плечи, не запахивая его. Ей не хотелось слишком его пачкать, а соблюдение приличий перед Сасори носило слишком условный характер. Они достаточно давно друг друга знали, и он видел её в разных образах — от полностью экипированной до совершенно обнажённой.
Гость устроился на софе, и Сакура, сев с ним рядом, прикурила очередную сигарету.
— Тяжёлая ночь?
— Не столь важно... — ответила девушка. — Зачем ты пришёл?
— Предложить тебе работу. Ты когда-нибудь была в Америке?
— Нет.
— В Нью-Йорке есть одно дело. Меня попросили связаться с тобой.
Сасори протянул девушке конверт, вскрыв который она обнаружила имена и фотографии будущих жертв.
— Хороший гонорар, — заметила она. — А почему сам не возьмёшься? Неужели отдашь мне такой лакомый кусок?
— Я бы и рад, — улыбнулся парень, — но я уже занят другим делом, не менее прибыльным. Так ты согласна?
Сакура кивнула.
— Тогда позвони по этому телефону сегодня, — сказал гость, поднимаясь на ноги. — Можешь не провожать меня. И кстати, тебе не помешало бы привести себя в порядок.
Девушка ничего не ответила и вскоре услышала, как хлопнула входная дверь. Она откинула голову назад и закрыла глаза. «Как же я устала! — подумала она. — Нужно заставить себя подняться и отправиться в душ». Ее тело было слишком отвратительно-липким, чтобы и дальше терпеть это противное ощущение на коже.



Его снова ослепляли вспышки фотоаппаратов, но ему это нравилось. Завтра газета «Нью-Йорк Таймс» снова напишет о нём, и его фото будет на первой полосе. Что ещё нужно для счастья? Шикамару Нара, молодой полицейский, недавно получивший должность детектива, в последнее время не сходил со страниц газет. Его прозвали «Счастливчик Нара» и всюду кричали о том, что он любимец судьбы, единственный уцелевший в бойне с членами наркомафии.
— Мистер Нара, вам нравится быть детективом?
— Как вы справляетесь с этой тяжёлой работой?
— Мистер Нара, а у вас есть дама сердца?
Шикамару приветливо и вместе с тем немного высокомерно улыбался:
— Фемида — единственная дама моего сердца. Ради неё я стал детективом и ради неё каждый день рискую жизнью.
Сидя в баре и неспешно потягивая виски, Нара ухмыльнулся. Ему действительно повезло в тот день...
Вызывать подкрепление времени не было. Шикамару вместе со своим напарником, сержантом Греем, уже пару недель следил за несколькими наркоторговцами, мелкими сошками, в надежде, что они приведут их в логово мафии.
По-хорошему, этим должны были заниматься детективы, но их при нынешнем разгуле преступности катастрофически не хватало, и руководство полицейского управления рассудило, что слежку можно доверить рядовым полицейским.
Они подъехали к большому бетонному строению на окраине города. Ворота склада были открыты, и в проёме, из которого лился тусклый свет, суетились несколько фигур. Они спешно погружали небольшие коробки в багажники стоявших здесь же автомобилей. Сержант Грей открыл барабан своего револьвера и заполнил пустующие ячейки пулями. Шикамару понял, что напарник намерен штурмовать склад, однако сам он подобной решимости не испытывал.
— Сержант Грей, вы хотите взять их сейчас?
— Ты что, совсем глуп, Нара? Ты же видишь, что они снимаются с места!
— Но нас всего двое! Нужно оценить обстановку, доложить в управление.
— Послушай, парень. Забудь всё то, чему тебя учили в академии. Я служу в полиции двадцать лет, поверь моему опыту: если мы не возьмём их сейчас, то упустим навсегда, — видя страх в глазах Шикамару, Грей продолжил: — Если мы сейчас арестуем их, нам дадут детективов. Ты ведь хочешь быть детективом, сынок? Ты будешь носить дорогой костюм и хорошую шляпу, люди будут обожать тебя, о тебе будут писать в газетах, тебя будут любить женщины.
Грей нашёл чувствительную струнку парня. Шикамару был тщеславным. Пусть он не так долго служил в полиции, ему не нравилось то, что он всего лишь рядовой полицейский. Было скучно патрулировать улицы, арестовывать насильников и мелких воришек, приезжать по вызову в очередной дом в плохом районе, где плакала от побоев очередная жертва домашнего тирана, уверовавшаяся в принципы равноправия, медленно и тяжело входившего в жизнь современного общества. Ему хотелось настоящих серьёзных дел, хотелось принадлежать к элите нью-йоркского полицейского управления. Он посмотрел на своего напарника, за двадцать лет так и не достигшего ничего, и понял, что не вправе упустить такой шанс.
Это длилось считанные секунды... Осознание того, что перед ними шестеро здоровенных итальянцев с автоматами.
А они двое — молокосос и неудачник, у которых наверняка не всё в порядке с головой, если они ввязались во всё это, придя прямо в пасть ко льву. Грей не успел даже сказать «Вы арестованы», когда им пришлось прыгать за стоящие рядом металлические контейнеры.
Теперь они находились в нескольких метрах друг от друга, а над головами трещали автоматные очереди. Шикамару и сержант Грей мужественно отстреливались, причём напарник был куда более умелым стрелком, и его пули чаще попадали в цель. Шикамару удалось лишь несколько раз попасть в противников, при этом одного он ранил в руку, а другого — в бок, таким образом, обезвредив их, но при этом он сам поймал пулю, угодившую в плечо. Со стороны сержанта Грея выстрелов слышно уже не было, и Шикамару понял, что ему конец. Он убил лежавшего на полу и из последних сил стрелявшего в сторону Грея итальянца. Стиснув зубы, Шикамару поднялся на ноги и добил двоих, ещё двигавшихся бандитов, ползавших по полу склада, оставляя за собой кровавые следы.
Сержант Грей полулежал на контейнере, с края которого капала кровь, оставляя на полу бурые кляксы. Шикамару боролся с отвращением, но болезненное любопытство заставило его взять напарника за плечи и оттолкнуть к стене, чтобы увидеть его лицо. Лица у Грея больше не было, только кровавое месиво, прошитое автоматной очередью. Тело упёрлось в стену и медленно сползло набок. Из разорванной щеки вывалился язык, и правый глаз сержанта выкатился из наполовину раздробленной глазницы, повиснув лишь на нескольких кровавых ниточках. Шикамару отошёл от тела напарника и согнулся пополам, а потом его долго рвало. Он практически дополз до машины и здоровой рукой схватил рацию...
Сержанта Грея хоронили с почестями, однако он не слишком интересовал верхушку полицейского управления и журналистов. Теперь Шикамару осуществлял его мечту, и в его жизни всё было именно так, как предсказывал покойный напарник. Шикамару носил дорогой костюм, лаковые туфли и хорошую шляпу. Куда бы он ни пошёл, люди улыбались ему и женщины не обходили героя своим вниманием.
Симпатичная брюнетка вошла в бар и, сев на соседний стул, кокетливо закинула ногу на ногу.
— Так и знала, что найду тебя здесь, — улыбнулась она.
— Полицейское управление дало мне не только красивую, но и проницательную напарницу, — улыбнулся парень в ответ. — Выпьешь чего-нибудь?
— Некогда, — вздохнула Тен-Тен. — Я пришла забрать тебя, идём. У нас новое дело.
— Какое? — спросил Шикамару, залпом опустошая стакан и поднимаясь с табурета.
— Помнишь Микки Маллоуна?
— Это тот гангстер, которого так и не удалось привлечь за наркоторговлю после той бойни на складе?
— Именно. Мы не смогли доказать его причастность. Он был достаточно умён, нанимая итальянцев, чтобы все считали, что торговлей наркотиками в Нью-Йорке занимаются только они.
— Так что с ним? — спросил Шикамару, галантно открывая перед девушкой дверцу машины.
— Он мёртв. Нам поручили это дело. Ты ведь отличился тогда на складе, тебе и расследовать.



На улице лил противный дождь. Шикамару взял зонт, и они с Тен-Тен спешно подошли к дому на Манхэттене.
Шикамару позже не мог объяснить это чувство, но он словно ощутил, что дом окутывает зло и за массивной дверью кроется что-то очень неприятное, возможно, даже болезненное...
Теперь тошнило не только его. Плохо было и Тен-Тен, и тем несчастным полицейским, которым не повезло принять этот вызов, а горничная, которой хватило только на то, чтобы позвонить в полицию, давно лежала без чувств. Роскошный ковёр гангстера Микки Маллоуна был залит морем его крови и рвотными массами свидетелей этого зрелища. Сам гангстер сидел в своём кресле, в распахнутом халате. Его лицо было белым, как простыня, глаза закатились, а рот был широко открыт. Его тело — от ключиц до паха — было рассечено одним ударом какого-то острого оружия, а затем вскрыто, словно консервная банка. Эта зияющая дыра открывала вид на все внутренности человека, буквально вывалившиеся из его тела.
— Он умирал медленно, — хрипло сказала Тен-Тен, — и умер от обильной кровопотери. Он сидел так несколько часов, с раскрытым телом...
— Кто? — глухо сказал Шикамару. — Кто вообще в Нью-Йорке способен на такое?



Он пил и пил, и не мог остановиться. Его уже тошнило от выпитого, но Шикамару всеми силами старался прогнать эту ужасную картину из своей памяти. Чем больше он пытался, тем красочнее вспоротое тело Микки Маллоуна представало перед его глазами. Раздробленное лицо Грея, преследовавшее его во снах, теперь казалось сущей ерундой. На месте преступления не было никаких улик, однако Шикамару это и не удивило. Кому-то хватило мастерства разрезать человека одним ударом, при этом не задев органов. У этого убийцы конечно достаточно опыта, чтобы не оставить после себя ничего.
Теперь на первой полосе был Микки Маллоун. Разумеется, журналисты, вездесущие ищейки, узнали обо всём, будто сам ветер нёс в их редакции вести. Всё, на что хватило сил полицейских, — это не позволить им сделать фото, однако эти мастера пишущей машинки и без того достаточно красочно и подробно написали о смерти влиятельного гангстера, повергнув не только Нью-Йорк, но и весь штат в почти животный ужас.
И теперь Шикамару пил. Он просто не видел другого способа справиться с этой проблемой. Кроме высокого профессионализма убийцы и нетипичного для Нью-Йорка стиля расправы, у него вовсе не было зацепок. В этом городе правили американская и итальянская мафии, и их методы были куда более грубыми и неотёсанными. Они кого-нибудь застреливали, топили, забивали кувалдами, проламывали головы, и всё в таком духе, словно дикари. Убийство же Микки Маллоуна при всей своей жестокости было выполнено аккуратно, почти ювелирно и абсолютно хладнокровно. Спустя неделю мёртвым был найден Роберто Джанкамо, ещё один влиятельный местный наркоторговец, чью причастность к бизнесу так же не удавалось доказать.
Когда Шикамару и Тен-Тен ехали на место преступления, обоих била дрожь. Нара предчувствовал, что эти убийства связаны, и боялся увидеть тот же кошмар, что и в доме Маллоуна. Джанкамо был расчленён, а его останки подожжены. Обугленные части тела лежали аккуратной кучкой в камине его спальни, а постель была залита кровью и в клочья изрезана. Видимо, он был расчленён именно на ней. Тен-Тен убежала из комнаты, а Шикамару с трудом справился с тошнотой. Собравшись с духом, он осмотрел части тела итальянского наркобарона. Всё те же ровные края ран, как будто преступник резал масло, а не человеческую плоть. Детектив вздохнул. Теперь по крайней мере наблюдалась некая система.
Наркобароны умирали один за другим, все были убиты аналогичным образом, вот только Шикамару не знал, каким оружием можно было совершить такое. Останки обоих гангстеров выглядели так, будто их разрубали одним махом, и это оружие должно было быть очень острым, а человек, использующий его, очень сильным и умелым.
И эта аккуратность тоже не давала ему покоя. Он не видел такого раньше, об этом не писали в учебниках и не рассказывали в полицейской академии. Это совершали явно необыкновенные бандиты.
Шикамару вышел на улицу. С той бойни на складе в Нью-Йорке не прекращался дождь. Солнце совсем не пробивалось сквозь бесконечные серые тучи, а Наре так хотелось хоть немного его света. Он думал, когда он станет детективом, его жизнь заиграет яркими красками, но на деле, помимо хорошей шляпы, эта работа принесла ему абсолютную безысходность... Преследовавшие его журналисты, на вопросы которых он не в состоянии был отвечать, заголовки газет, кричавшие о зверских убийствах, и его, Шикамару, неспособность раскрыть это дело.
Внезапно оказалось, что Счастливчик Нара не такой уж баловень судьбы. И эта кровь, эти трупы не оставляли его в покое. И дождь, обрушившийся на Нью-Йорк беспросветной стеной, как символ безвыходности ситуации, в которую он попал. Шикамару задумался о том, что нужно быть умереннее в своих желаниях и стремлениях. Он получил то, что хотел, но не был к этому готов. Возможно, лучше ему было постепенно подниматься по карьерной лестнице и становиться детективом тогда, когда у него будет достаточно опыта для этого.
Но теперь было поздно. Он обязательно должен был реабилитироваться в глазах общественности. А этот дождь делал и без того уныло-серые здания Нью-Йорка ещё более угрюмыми. Дождь, который портил его шляпу и смывал в сточную канаву его репутацию...



Двое детективов снова сидели в баре, не имея понятия, что им делать. Ещё один труп, на этот раз сицилийского мафиози, чью голову так и не нашли. Всё те же ровные края ран и хладнокровная жестокость. Почерк был тот же самый. Шикамару и Тен-Тен сидели молча, он был погружен в мысли о трудностях работы детектива, а его напарница редко иногда курила сигареты и смотрела отсутствующим взглядом перед собой. Вскоре к ним присоединился ещё один человек, которого они обязательно были бы рады видеть, если бы их дела не были настолько плохи.
— Привет, Нара! — улыбнулся тот.
— Райс, — без выражения ответил Шикамару, вертя в руке стакан и глядя, как на дне плещется тёмная жидкость. — Чем обязан?
— Ты знаешь, я только что вернулся из Японии, и капитан Купер рассказал мне, что у вас тут творится. Так вот, — сказал Райс, видя, что Шикамару почти не слушает его. — Я знаю, что это было за оружие...
— Что?
— В Японии я видел подобные вещи. Конечно, не настолько зверские, но я в состоянии определить, что эти ранения наносились катаной.
— Что за катана?
— Японский меч. Им пользовались самураи в своё время, но некоторые местные наёмники орудуют таким и в наши дни.
— Хочешь сказать, в Нью-Йорке действует японский наёмник? Или даже целая мафия?
— Вполне возможно. Дай мне несколько дней. Я расспрошу некоторых людей, своих японских знакомых, и тогда смогу сказать наверняка.
— Ты меня этим очень обяжешь, — слабо улыбнулся Шикамару.
— Только не думай, — усмехнулся Райс, — что ты заграбастаешь всю славу себе. Встретимся через три дня в ресторане отеля «Мариотт», — сказал он и поспешил уйти.Шикамару поставил стакан на барную стойку и почувствовал себя гораздо лучше.



Дождь ненадолго прекратился. Когда Нара подходил к отелю «Мариотт», тучи разошлись и жёлтое солнце отразилось в бесконечных лужах. Он поднял голову и радостно улыбнулся солнцу, но тут его слегка ушибла резко открывшаяся дверь отеля. Шикамару повернулся и встретился глазами с хрупкой девушкой, одетой в бежевое пальто. Она смотрела на него с некоторым интересом, и солнце красиво играло в её розовых волосах. Внезапно жёлтый солнечный свет начал таять, рассеиваться, и Шикамару поспешил снова посмотреть на небо. Как раз в этот момент последний лучик скрылся за наплывшими тучами. А когда он решил опять посмотреть на девушку, её уже не было на месте: фигурка в бежевом стремительно удалялась прочь по тротуару. Что-то в груди Нара тревожно шевельнулось. Эта девушка показалась ему странной, а её взгляд... Как будто в нём чего-то не хватало. Шикамару пожал плечами и поспешил в ресторан. В конце концов, у него была назначена встреча, которая могла многое прояснить.
Райс опаздывал. Шикамару постоянно смотрел на часы, начиная порядочно нервничать. Перед ним лежал номер «Нью-Йорк Таймс» от девятнадцатого октября тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года — первый номер после событий на складе, в котором о нём написали. Теперь он надеялся, что былую славу удастся вернуть.
К нему подошёл официант с большим блюдом, накрытым серебряным колпаком. У официанта была азиатская внешность, и Шикамару насторожился: раньше он не видел в «Мариотте» такого персонала. Поставив блюдо на стол, парень поспешил скрыться в кухне. Шикамару хотел уже броситься ему вдогонку, но что-то остановило его. Ему вдруг показалось всё это очень глупым. Почти убедив себя, что у него обычная паранойя, Нара поднял колпак. На блюде, обрамлённая листьями салата и кольцами лука, лежала голова Райса.



Капитан Купер налил ему виски. Шикамару предчувствовал, что этот разговор не предвещает ничего хорошего. Капитан опустился в кресло и мудро посмотрел на своего молодого детектива, под глазами которого уже залегли тёмные круги от бессонницы.
— В последнее время тебе жутко не везёт, Нара... — сказал он, вертя в руке стакан. — Сначала все эти мафиози, теперь и Райс... Он был хорошим парнем, правда, слишком любопытным. И это его погубило.
— Что вы хотите сказать?
— Уезжай. Спрячься где-нибудь на островах или в другой глуши. Так и быть, эти дела я возьму на себя. У меня большой опыт в таких вещах. Повесим их на кого-нибудь и без того обречённого. Словом, я разберусь, а тебе лучше здесь не задерживаться. Скажем, что ты взял длительный отпуск.
— Что? Вы предлагаете мне бежать? Расписаться в собственном бессилии и позорно сбежать? Надо мной будет смеяться вся страна! И если я брошу всё, моей репутации конец! Всё рухнет, как карточный домик!
— Послушай, сынок. Репутацию можно постепенно вернуть, а вот свою жизнь... Ты не боишься потерять её?
— Если бы боялся, я бы не полез тогда в эту передрягу на складе! — огрызнулся Шикамару.
Лицо капитана Купера стало очень серьёзным.
— Лучше тебе воспользоваться моим предложением.
— Но...
— Ты молод и тщеславен, Нара. Я понимаю твои стремления, но ты должен просто допустить, что дела, за которые ты взялся, тебе не по зубам. Ты очень рискуешь, а я даю тебе шанс обезопасить себя.
Шикамару напряжённо думал. Он и сам понимал, что вляпался во что-то очень опасное. Они убили уже четверых человек, трое из которых были охраняемыми мафиозными боссами, а четвёртый — полицейский, на которого управление возлагало большие надежды. Но выставить себя на посмешище попросту сбежав, Шикамару не мог. К тому же дело было не только в этом. Ему жутко хотелось найти этого убийцу и отомстить ему за эту невыносимую жестокость. Он был уже практически уверен насчёт японской мафии, и когда он представлял себе, как предотвратит становление новой преступной группировки в родном городе, на душе становилось тепло. Возможно, он станет таким же знаменитым, как голливудские актёры, а может, ещё популярнее, чем они.
Капитан Купер уже довольно долго служил в полиции и умел читать людей, как открытые книги. И он видел, что Шикамару не собирается никуда уезжать. Поэтому когда Нара вышел за пределы кабинета, Купер знал, что парень этим подписал себе смертный приговор. Люди, накануне ворвавшиеся в дом капитана и размахивающие пистолетами, на плохом английском, но вполне доходчиво объяснили ему, что ждёт Нара, если он не откажется от этого дела, и что ждёт самого Купера, если он не закроет эти дела. Что ж, уговорить Шикамару не удалось...



В ворохе свежих писем, среди которых как всегда была реклама кинотеатров, химчисток и бог знает чего ещё, Шикамару заприметил чистый белоснежный конверт. Нара швырнул всю остальную почту на столик у кресла и вскрыл конверт. Внутри было лишь несколько строк: «Тебе следовало быть более сговорчивым, Нара. Теперь твоя смерть ознаменует воцарение Якудза на троне американского преступного мира. Не пытайся бежать, уже слишком поздно». Шикамару бросило в холод, сердце заколотилось как бешенное. Дрожащей рукой он положил письмо на столик и потянулся к револьверу. Зарядив его, он стал медленно исследовать свою тёмную квартиру. Был уже вечер, и единственным источником света в его жилище сейчас был торшер рядом со столиком, на который он сложил почту.
Ему показалось, что в коридоре мелькнула чья-то тень, и он немедленно выстрелил. Послышался звон разбитого пулей оконного стекла. Шикамару ещё раз всё осмотрел, но никого не нашёл, хотя его не покидало ощущение чужого присутствия. Парень опустил револьвер и вздохнул. «Из-за всех этих убийств у меня разыгралось воображение, — подумал он. — Надо обязательно найти того шутника, что прислал мне письмо».
Шикамару налил себе виски и поставил рядом бутылку. Он хотел просто посидеть в тишине, хотя обычно он включал радио. Но зачем делать это сейчас? Там снова будут говорить про то, что он неудачник.
Когда бутылка была уже почти полностью выпита, Шикамару уже с трудом понимал, где сон, а где явь. Он увидел фигуру, вплывающую из темноты в полумрак комнаты. Это был худощавый человек, полностью одетый в чёрное, даже его лицо закрывала чёрная маска. В руке этого человека был длинный узкий меч. Шикамару страшно пожалел, что напился. Вряд ли теперь он мог в полную силу сражаться за свою жизнь. Однако просто отдать её в его планы тоже не входило. Он молниеносно схватил револьвер и выстрелил, однако промазал: пуля просвистела мимо уха наёмника. Второй выстрел, последовавший немедленно за первым, угодил человеку в руку, державшую меч. Оружие со звоном упало на пол. Шикамару подскочил с кресла и сильным ударом в челюсть опрокинул убийцу на пол, где несколько минут с остервенением бил его ногами. Немного успокоившись, он опустился на корточки рядом со скорчившимся на полу человеком и снял с наёмника маску. Увиденное поразило его. По полу рассыпались длинные розовые волосы. Девушка отчаянно кашляла, отплёвывая кровь, что свидетельствовало о том, что он нанёс ей серьёзный вред. По щекам бежали слёзы. Сердце Шикамару болезненно сжалось: он никогда не бил женщин, тем более не избивал их с такой жестокостью. Сам не понимая, что он делает с наёмницей, парень поднял девушку на руки и положил на диван. Она не сопротивлялась, трогательно глядя на него огромными зелёными глазами. Он опустился рядом с ней на корточки.
— Кто ты? — спросил он, но не получил ответа. Тогда Шикамару придвинулся ближе. — Они заставили тебя это сделать? — спросил он почти шёпотом.
Ему не следовало придвигаться так близко. В сердце Нара вонзился небольшой клинок, и Шикамару открыл рот, судорожно ловя воздух. Он хотел отстраниться, но Сакура здоровой рукой прижала его к себе. Она чувствовала, как он дёргается в предсмертной агонии, слышала, как он задыхается и хрипит прямо возле её уха. Она взяла в руки его лицо и заглянула прямо в глаза. Последним, что увидел Шикамару, стал взгляд пронзительных зелёных глаз. В них не было ни жалости, ни жестокости. В них не было ничего.



Главный редактор «Нью-Йорк Таймс» пил кофе в своём кабинете и отчитывал двоих журналистов, которые так и не смогли узнать хоть чего-нибудь стоящего про череду убийств мафиози. В дверь робко постучались.
— Войдите, — резко сказал он, и в кабинет, чуть ли не трясясь от страха, вполз молоденький стажёр с большой коробкой.
— Я же сказал, что у меня совещание!
— Простите, сэр, это посылка на ваше имя, и здесь сказано, что это срочно.
— Ладно, поставь её на стол и не беспокой меня больше, — ответил шеф, беря канцелярский нож и вскрывая коробку. — А вы двое! Вы поняли меня? Копать и копать, пока не найдёте хоть что-то приличное, иначе уволю к чёртовой матери!
Мужчина вскрыл посылку. Коробка была почти доверху заполнена белым порошком. Глаза журналистов округлились:
— Это героин?!
Главный редактор окунул мизинец в порошок и попробовал.
— Хелен, звони в полицию, — распорядился он, связавшись с секретарём.
— А вдруг там есть что-то ещё? — задала вопрос журналистка. — Если мы не проверим раньше полиции, мы можем упустить какую-нибудь сенсацию. Неспроста ведь к нам в редакцию прислали эту коробку!
— Твоя правда, — вздохнул главный редактор и, вытащив канцелярские принадлежности из стаканчика, стал вычерпывать им порошок.
Рассыпаясь по краям коробки, героин обнажил кончик чьего-то носа. К горлу мужчины подступила тошнота.
— Там голова, — сказал он.
— Чья?
— Предлагаете узнать?
Журналисты молчали. Разумеется, никому из них не хотелось дальше исследовать эту ужасную находку. Но они были нью-йоркскими журналистами, ищейками, охочими до грязи и скандалов. Главный редактор вздохнул и опрокинул содержимое коробки на свой рабочий стол. В выкатившемся оттуда предмете трудно было узнать человеческую голову. Она была облеплена кусками бурого порошка. У человека не было глаз, а рот был широко открыт. И этот чёртов порошок насыпался в эти зияющие дыры и слипся уродливыми комьями.
— Это же Счастливчик Нара, — промямлила журналистка и свалилась без чувств.
— Джонсон, — обратился главный редактор к своему подчинённому. — Сделай фотографии. Я сам встречу полицейских.



Тен-Тен курила, прижавшись спиной к стенке неподалёку стоявшего склепа. Она дрожала. Вуаль скрывала смазавшийся от слёз макияж и усталые красные глаза. Церемония закончилась, и к ней подошёл капитан Купер.
— Скажите: чем он заслужил такую смерть? — обратилась она к капитану.
— Знаешь, девочка, мы живём в самом страшном месте на земле.
— И работаем в самом грязном полицейском управлении, — глухо ответила девушка, не глядя на капитана. — Вы ведь знали, что его ждёт, не так ли?
— Я много раз говорил, что ценю твою проницательность.
— Как же я вас ненавижу...
— Он сам сделал свой выбор. Он всё время гнался за славой, она была для него важнее собственной жизни. Я пытался сказать ему, что ему не по плечу это дело. Никогда не стоит прыгать выше головы, Тен-Тен, особенно в таком деле, как наше. Ты ведь знаешь, правда? Порой нужно выбирать золотую середину.
Девушка посмотрела на яркое солнце. Шикамару так больше его и не увидел.
— Да, знаю... — вздохнула она. Она бросила окурок на землю и растоптала его лаковой туфелькой. А потом повернулась к Куперу и вручила ему свой револьвер и значок.